Практика юристов "Перспектив"
">В криминологии есть такое понятие - «условия, способствующее совершению преступления». Это те обстоятельства, которые приводят к нарушению закона, увеличивают вероятность противоправного поведения, создают в обществе некий постоянный криминогенный «фон». В существующей системе детских и взрослых интернатов для людей с ментальными нарушениями основным таким условием, на мой взгляд, является абсолютная, невероятная, сложно представляемая «извне» беззащитность попавших в эту систему людей.
Эта беззащитность провоцирует нарушения, которые, не встречая на своем пути никакой преграды, никакого противодействия, включаются в систему и воспроизводятся уже как ее часть, как вариант нормы, как допустимое и возможное. Это становится особенно «наглядным» сейчас, когда в обществе, как отмечают представители некоммерческих организаций, постепенно повышается уровень понимания проблем государственной системы учреждений социального обслуживания, прежде всего - детских домов и психоневрологических интернатов.
Благодаря самоотверженной работе журналистов - настоящих, которые говорят о «непопулярном», но важном, тех, которые добираются до самой сути проблемы, - случаи нарушений прав людей в интернатах, истории сломанных в этой системе жизней появляются в публичном пространстве. Так, стала широко известна публикация о Звенигородском ПНИ, со свидетельствами людей о чудовищных случаях насилия и унижений ("Это такая территория вне закона" Как живут выпускники детских домов, оказавшиеся в Звенигородском психоневрологическом интернате), которая привела к общественной проверке, возбуждению уголовных дел и смене руководства интерната.
Сейчас журналисты следят за судьбой женщины из ПНИ в Москве, которую в интернате принуждали к аборту ("ПНИ - это смесь больницы и тюрьмы" почему в России необходима реформа психоневрологических интернатов).
Появляется информация о новых и новых нарушениях в интернатах для людей с ментальными расстройствами в разных регионах: в Екатеринбурге возбуждено уголовное дело по факту истязания воспитанников интерната для умственно отсталых детей, в Биробиджане сотрудники ПНИ насиловали подопечных и снимали это на камеру, проводится проверка по фактам жестокого обращения в доме-интернате для умственно отсталых детей в Махачкале.
О том, что положение человека в интернате далеко от того, что можно назвать нормальной жизнью, постоянно говорят представители общественности, работающие в этой сфере ("Елена Тополева: необходимо разорвать порочный круг интернатных учреждений", "Мария Островская: "Лежачий" - это кого мы с вами положили и не поднимаем", "Елена Маро: "Любое закрытое учреждение порождает неограниченные возможности для издевательств над людьми").
Но, несмотря на признание необходимости изменений, попытки уменьшить количество нарушений, улучшить ситуацию в целом, даже со стороны органов власти, довольно легко игнорируются системой.
Почему же именно в этой сфере - интернатов для людей с ментальной инвалидностью, учреждений социального обслуживания, в центре деятельности которых должен быть человек с его потребностями (прежнее название системы, которое до сих пор применяется - «социальнаязащита»), - люди так беззащитны? Если говорить о фактической стороне дела, то огромные интернаты - это, несомненно, учреждения если не лишения, то ограничения свободы. И не только свободы в широком смысле - свободы выбора, сохранения личного пространства, самостоятельности, но и в самом прямом и конкретном смысле - свободы передвижения. «Закрытые отделения», из которых человек не может выйти просто так, не получив разрешения сотрудников интерната, широко распространены - думаю, в той или иной форме они есть практически во всех ПНИ.
Когда речь идет о таких серьезных ограничения свободы, всегда должны применяться правовые механизмы защиты человека от злоупотреблений. Так, в уголовном процессе, связанном с возможностью лишения свободы как наказания, это подробно описанная процедура с принятием решений только судом, возможностью обжалования, участием адвоката и так далее. Но для человека, который живет в психоневрологическом интернате, такие гарантии не предусмотрены и не могут быть предусмотрены - потому что формально никакого лишения свободы нет. Формально - человек сам пишет заявление, сам оплачивает свое пребывание в ПНИ, получает услуги. По собственному желанию. А «закрытых отделений» - формально - и вовсе не существует.
Если не говорить об уголовном процессе, то законодательство в правовом и социальном государстве должно всегда предусматривать гарантии защиты наиболее слабой, уязвимой стороны. Например, трудовое законодательство предоставляет дополнительные гарантии защиты работника именно потому, что он находится в определенной зависимости от работодателя, законодательство в медицинской сфере предусматривает гарантии прав пациентов, законодательство о защите прав потребителей - гарантии прав потребителей. В отношениях человека и интерната слабой стороной, безусловно, является человек. И Федеральный закон «Об основах социального обслуживания граждан в РФ», принятый в целях реформирования системы социального обслуживания, надо сказать, учитывает это и предусматривает перечень прав получателей социальных услуг и отдельно - прав тех, кто живет в интернатах. Но каких-либо реальных гарантий соблюдения этих прав, с учетом особенностей положения людей в ПНИ, в настоящее время нет. «Но вы ведь понимаете, что закон 442 («Об основах социального обслуживания граждан в РФ») напрямую не применяется? - сказал мне как-то один из служащих системы социального обслуживания. - Вы бы еще Конституцию вспомнили!» К сожалению, нужно признать, что он прав: положения закона, связанные с защитой получателей услуг в интернате, пока остаются декларативными. Потому что есть понятные и простые инструкции советского времени, а также незыблемые принципы: «так удобнее» (этот принцип, как правило, негласный, хоть и повсеместный), «нет финансирования», «вы не понимаете, у них ведь - диагноз!» и «а кто будет отвечать?». А Конституцию, действительно, в стенах интерната можно упоминать только как юридический жест отчаяния.
Самыми беззащитными - из тех, кто и так лишен всяких средств борьбы с закрытой системой - являются дети и недееспособные взрослые в интернатах, которые находятся во власти сотрудников учреждения не только фактически, но и юридически. Статус, который призван защищать человека и его имущество от злоупотреблений, в интернате становится синонимом бесправного положения. Причем такое положение воспринимается сотрудниками интерната как законное, добавляется принцип - ответ на все вопросы: «Он ведь недееспособный». Обязанности учета мнения подопечного, развития его самостоятельности интернатом-опекуном, как правило, не исполняются. И снова - «защита» оборачивается полной беззащитностью. Но здесь, по крайней мере, есть надежда на изменения - потому что понятно, в чем проблема: ситуация, при которой интернат одновременно оказывает услуги и обязан контролировать качество этих услуг и защищать права недееспособного от нарушений, большая часть которых - со стороны самих сотрудников интерната, очевидно абсурдна. И сейчас мы очень рассчитываем на то, что ситуация изменится: коллеги из Центра лечебной педагогики добились внесения в Государственную Думузаконопроекта о реформировании существующей системы опеки (подробнее о законопроекте - Роман Дименштейн о законопроекте о распределенной опеке для людей с ментальными расстройствами, официальная информация о законопроекте на сайте Государственной Думы). Эти изменения, если они будут приняты, безусловно, повысят уровень защищенности недееспособных людей в интернатах и, соответственно, снизят количество нарушений их прав.
Еще одним условием нарушений прав человека в интернатах можно назвать отсутствие контроля учреждений «по существу». Как-то на семинаре меня спросили, какие органы имеют право проверять интернаты. Я начала перечислять и сама удивилась, как много проверяющих может быть - от органов прокуратуры до органов опеки и попечительства. Проверяющие в сфере соблюдения санитарных, пожарных норм, региональный орган - учредитель интерната. Но на практике большинство этих проверок, к сожалению, не касается соблюдения прав людей в интернатах и не приводит к реальному улучшению их положения.
Здесь закономерно возникает идея о том, что правильным решением было бы использовать механизмы общественного контроля. И действительно, общественный контроль мог бы помочь в преодолении закрытости учреждений, стать средством защиты жителей интерната от грубых нарушений их прав. Но по действующему законодательству проводить общественный контроль могут только в значительной мере формализованные структуры, доступ в которые ограничен - прежде всего, общественные палаты и общественные советы. Из эффективных примеров общественного контроля можно привести проверки психоневрологических интернатов по инициативе Общественной палаты РФ (например, сейчас Общественная палата РФ проводит мониторинг ПНИ №30). Но Общественная палата, конечно, не может охватить все интернаты, из которых поступают жалобы о нарушении прав, а в возможности эффективных действий существующих общественных палат и общественных советов в регионах верится очень мало.
От коллег из организаций помощи людям с инвалидностью из разных регионов России мне не раз приходилось слышать, что «в места лишения свободы попасть легче, чем в ПНИ». Вероятно, это преувеличение, но, безусловно, эта фраза имеет под собой основания и демонстрирует закрытость системы интернатов. Существует проект создания "Службы защиты прав пациентов", которая позволит защищать и права людей в ПНИ - возможно, в случае принятия и активного участия заинтересованных представителей общественности, этот механизм действительно будет эффективным.
И наконец, еще одним «отягчающим обстоятельством» в положении человека в ПНИ является недоступность юридической помощи. Люди в интернатах, в силу изолированности и фактического отсутствия социальных связей, не имеют информации о возможностях получения правовой помощи. Это особенно грустно, если учитывать, что все жители интернатов имеют, по тем или иным основаниям, право на бесплатную юридическую помощь адвокатов - на эту помощь ежегодно выделяются деньги из бюджета. Но адвокаты, за редкими исключениями (связанными, как правило, с личными качествами адвокатов, искренне желающих помочь), не заинтересованы в «бесплатных» клиентах из психоневрологических интернатов - то есть откуда-то из другого мира, с которым лучше не иметь никаких дел. Когда я пыталась направить одного человека из ПНИ в Москве в ближайшую адвокатскую консультацию и обзванивала для этого адвокатов по списку оказывающих бесплатную помощь, то услышала о том, что «люди из интернатов не имеют права приходить на консультацию», что «они недееспособные, поэтому мы не можем их консультировать». Понятно, что при таком отношении сложно говорить о реальной возможности качественной юридической помощи. На оплату работы юриста той части пенсии, которая остается у человека в интернате, явно не хватит (и даже если человек сможет что-то накопить, то, не имея достаточного социального опыта, он легко становится жертвой недобросовестных «юристов», которые предлагают решить все проблемы, а затем, забрав оплату, исчезают). Поэтому единственной возможностью получения юридической помощи и защиты от действий сотрудников интерната для человека в ПНИ часто остаются общественные организации и волонтеры, которых слишком мало по сравнению с количеством интернатов по всей стране, чтобы можно было говорить о реальной защите. Хотя помочь даже одному человеку в этой системе - это уже значимо.
Размышления об интернатах неизбежно приводят к выводу о том, что снятие противоречия «человек - система» в глобальном смысле возможно только с развитием альтернативы - различных форм сопровождаемого проживания. В тех формах социальной поддержки, при которых человек с ментальной инвалидностью не вынужден быть слабой стороной в отношениях с огромной системой, а взаимодействует с другими людьми или группой людей на равных. Когда человек действительно просто живет и получает всю необходимую помощь - неважно, от родственников, от волонтеров, от НКО или от государства, - а не «помещен» куда-то только потому, что не может себя защитить.
